Центральная туристическая улица Сайгона, как всегда, кипит жизнью. Туристы слоняются и глазеют, зазывалы зазывают, мотобайки сигналят, бабушки жарят кальмаров и осьминогов, торговцы сигаретами продают марихуану. В общем, все как всегда. Мы сидим на крохотных пластиковых стульчиках и пьем пиво в месте без названия. Компания из сотен туристов и вьетнамцев, глазеющих на дорогу и галдящих на десятках языков, создает ощущение, что мы в центре событий.

Через несколько минут я понимаю, насколько это ощущение меня не подводит. В одну секунду все меняется, привычный темп нарушается. Вся улица бежит. Туристы, бабушки, торговцы – все бегут. Больше всего это напоминает испанский праздник, когда на улицы выпускают быков, и толпа народу пытается от них спастись. Судя по выражениям лиц бегущих, на праздник это не похоже. Все они напуганы и спасаются от чего-то очень опасного.

Встаем со стульчиков и пытаемся отступить ближе к зданиям. Ум лихорадочно перебирает возможные варианты происходящего. Ничего вразумительного, кроме быков на улицах, в голову не приходит. Из толпы бегущих появляются вьетнамцы, сильно отличающиеся от остальных. Они одеты в зеленую одежду, наподобие военной формы без опознавательных знаков. У одного из них в руках деревянная палка, как у американских полицейских, у другого – почти метровой длинны мачете. Становится очень страшно.

Все прекращается так же внезапно, как и началось. Вьетнамцы с оружием растворяются в подворотнях, туристы, как ни в чем не бывало, рассаживаются на пластиковые стулья. Оказывается, мы стали свидетелями разборки уличных банд. Такие ситуации заставляют задуматься. Пьем пиво, думаем.

Следующий день занят решением организационных вопросов. После квеста по городу находится улица, на которой можно распечатать наклейки и открытки. Заходим в первую попавшуюся. После часа безуспешного объяснения вьетнамке сути вопроса, появляется идея начинать разговор с банальной фразы «Do you speak English?». Это сохраняет время и душевное равновесие. Но даже эта фраза не гарантирует приличного качества печати. Разрезать 37 открыток и двести наклеек приходится самому на старой ржавой гильотине, потому что это, цитата: «Very difficult. You do it». Вообще в Азии много чего приходится делать по этой причине.

Зато результат предсказуем: открыточки лежат стопочкой и ждут своих адресатов.

Автобус, не спеша, поднимается в гору. Его раскачивает на поворотах, как корабль на волнах. С одной стороны обрыв, с другой – высокая каменная стена. Горный серпантин, петляя, ведет нас к городу вечной весны – Далату.

Город встречает чуть более холодной весной, чем я рассчитывал. В моем рюкзаке четыре футболки и толстовка. Если одеть их все вместе, можно спастись от местной свежести, но это сложный вариант. На местном рынке выторговываю себе поддельную ветровку. Несмотря на свою контрафактность, с холодом она справляется отлично.

В городе берем напрокат два мотобайка с полуавтоматической коробкой передач. Автоматы часто не выдерживают местных подъемов.

Первая остановка – мужской монастырь Чук Лам. Это место по-настоящему волшебно. Я был здесь несколько раз и обязательно приеду еще. Монастырь расположен на горе над озером. На территории – настоящий дендропарк. Огромные сосны обрамляют парк с диковинными цветами и деревьями бонсай.

Монахи неторопливо прогуливаются, общаясь с туристами. Все медленно и спокойно. Аура безмятежности наполняет воздух прозрачной красотой. Сознание растворяется в бесконечности и погружается в сон.

Каждый раз, посещая Чук Лам, я сплю там, где меня настигает покой. Это случалось на ступенях храма, на лавочке в парке, на парапете главной площади. Энергетика места так сильна, что не оставляет шансов бодрствовать. Откровенно говоря, я не очень сопротивляюсь. Сон в монастыре глубок и безмятежен. Просыпаясь, чувствуешь себя новорожденным. Краски мира становятся ярче, звуки – красивей. Улыбка непроизвольно расцветает на лице. Я точно приеду сюда еще.

В приморском городе Нячанге встречаем вьетнамца, который поддерживает Евромайдан. Похоже, что местный социализм порядком надоел ему, и он хочет перемен. Он откровенно рад тому, что у украинцев получается что-то поменять в своей стране. Новости о сносе памятника Ленину вызывают у него бурное одобрение. На ломаном вьетнамском английском он говорит, что Ленин плохой и убил много народу. Ему не нравится, что в школе детям создают позитивный образ вождя, ведь это неправда. На вопрос о памятнике Ленину в Ханое он отвечает: «Yes. But what can I do?». В голосе чувствуется бессилие что-то изменить. Видео, где двести тысяч граждан своей страны поют на Майдане гимн Украины приводит вьетнамца в детский восторг.

Наступает время отправления автобуса, и мы вынуждены прервать наш оживленный диалог. Мы отправляемся в нетуристический Куйнен. В дороге я погружаюсь в фантазии о пустынных пляжах и недорогих морепродуктах на рыбацких лодках. И только моя люто обгоревшая в Нячанге спина иногда возвращает меня в реальность.

Павел